ПРОРОК И ТИХИЙ ГЛАС БЕЗМОЛВИЯ

Святой, да будет Он благословен, сказал Илие: «Есть четыре мира, через которые должен пройти человек. „Могучий и крушащий ветер“ представляет этот мир, похожий на порыв ветра. „Землетрясение“ — день смерти, который сотрясает и заставляет дрожать человеческое тело. „Огонь“ — Геенна огненная. „Тихий глас безмолвия“ — Великий день Страшного суда. […] В этот день никого другого не будет, только один Бог, как написано: „Потупятся надменные взоры, склонится гордость людская, лишь Господь будет высок в тот день“ (Ис.2.11)».

Siediti al bordo del silenzio e Dio ti risponderà

«Siediti al bordo del silenzio e Dio ti risponderà (Пребудь на краю безмолвия и Бог тебе ответит)» эти слова были написаны под одной картиной, которая висела на стене комнаты, где я останавливался на ночлег, когда приезжал на приход в город Верона. Изображение было какое-то абстрактное и понять точно, что автор картины пытался передать, было для меня затруднительно. Возможно, так ему представлялся этот «край безмолвия», «граница, где умолкает любой голос», или же это и был «ответ Бога»? Не знаю. Картина не осталась в памяти, но слова запомнились навсегда. Они мне вспоминаются часто, но особенно приходят на ум, когда перечитываю главу 19 Третьей книги Царств. В этой главе повествуется об опыте, который испытал пророк Илия. Опыт отчаяния, отвержения, но также и совсем иной опыт Богопознания.

Мы знаем о пророке Илье, как об одном из величайших ревнителей о вере Господней, несокрушимом воине в состязании с жрецами Ваала на горе Кармил. Пророк, который на огненной колеснице восходит на небо, и который выступает в Новом Завете в фигуре Иоанна Крестителя, чтобы «приготовить путь Господу». Который вместе с Моисеем беседует с Иисусом на горе во время Преображения. Величественный пророк. Но в главе 19 дается иной его образ, о котором говорят мало. Этот эпизод из жизни пророка и хотелось рассмотреть.

Большую часть материала для статьи я взял из книги Энцо Бьянки, приора монастыря в Бозе (Италия) «Dio, dove sei?», естественно с разрешения автора. Мною же сделан только перевод, где-то дословный, а в некоторых местах пересказ. Так же были добавлены в текст некоторые пояснения.

I

После победы над жрецами Ваала, кажется, что пророк достиг вершины успеха. Однако на горизонте уже виднеется иная ситуация, которая принесет Илие неожиданный опыт. Илия испытывает страх, впадает в отчаяние, в бегство. Его жизненные силы на самом дне, он находится в ситуации, которой не может избежать и даже человек Божий. Кто познал Бога, кто смог соприкоснуться с Его величием, тот может познать так же и Шеол, место, где Бога нет. Кто познал обширное поле деятельности Божьего милосердия, тот может прочувствовать и тюрьму, в которую Бог не может войти. Все это мы читаем в стихе: «Илия испугался за свою жизнь и ушел» (3 Царст. 19.3). Некоторые экзегеты очень хорошо поясняют эту фразу. Пророк совершает не только внешнее бегство, но и внутренне — «к самому себе, к своей экзистенции. Бегство, которое становится познанием самого себя, темных глубин своей души. Внешне это принимает форму бегства на юг, по направлению к Беэр-Шеве, воротам Синайской пустыни.

Пророк в отчаянии, но больше всего он опасается преследования со стороны Иезавели, которое и приводит его к тому состоянию, где он начинает мыслить о смерти, молит Господа о ней. Он уходит в пустыню на один день пути, остается без слуги, без воды, без какой либо помощи, садится под ракитой и думает умереть там, где некому прийти к нему на помощь. После того как он растратил свои силы в борьбе с идолопоклонством, Илия падает. Чувствует, что вся его жизнь терпит крушение. Что с ним случилось? Что его привело к этому отчаянию? Где тот пророк, который был на Кармиле? В свое время Моисей тоже чувствовал подобное отчаяние, и вопиял к Богу, что больше не может вести этот народ, и просил Бога смерти для себя (Числ. 11.14−15). Однако ситуации Илии более мрачная и темная.

От пережитого опустошения, одиночества, пророк в смятении, растерянности. Он находится на той стадии, когда более остро чувствуется отсутствие Бога, невозможно понять Его действия. Когда невозможно придать порядок и смысл собственному существованию, когда все кажется лишенным какого-либо смыла. В Библии только Псалом 87 как-то пытается прояснить подобную ситуацию, желая, однако, проникнуть в нее посредством молитвы. Здесь же иное: есть одно лишь желание смерти, и оно выражено в словах, которые только и в силах произнести Илия: «Довольно с меня Господь! Возьми мою жизнь — чем я лучше моих предков?» (3 Царст. 19.4). Обычно предки — Авраам, Исаак и Иаков — призываются как утешение и покровители. Они поминаются, как пример свидетельства веры в Бога. В данном тексте Илия их причисляет как солидарность греху, падению.

Необходимо повторить, что Илия помышляет о суициде, потому что жизнь ему кажется невыносимой, так как он не способен больше увидеть смысл в своем дальнейшем существовании. В нем, как и в любом человеке, присутствуют суицидальные мысли, которые порой невозможно игнорировать и отбросить… И они начинают процветать как раз в тот момент, когда все рассматривают Илию как победителя, в то время как он сам повержен ниц! Даже убийство жрецов Ваала ему уже кажется абсолютно безрезультатной. И в этом свете он видит падения собственного рвения, ревности о Господе, понимает, что иллюзия думать, что уничтожив всех идолопоклонников можно выиграть битву за веру. Он испытывает на своей шкуре то, о чем впоследствии Иисус будет проповедовать, говоря, что нет нужды выпалывать плевелы, но надо оставить их расти вместе с пшеницей вплоть до Судного дня жатвы (Мф.13.24−30).

Илия ложится под ракитой и надеется, что смерть придет к нему во сне. Подобную ситуацию мы находим в книге Бытия, когда Агарь, служанка Сарры, убежала в пустыню с маленьким Исмаилом, и ожидала смерти под кустом (Быт.21.14−21). Но вот, как и в том случае, Бог отправляет Своего посланника — ангела, который касается пророка и говорит ему: «Встань, поешь!» (3 Царст.19.5). Илия снова познает близость Бога, который ему предлагает необходимую для жизненных сил пищу, так как это было у потока Керит: «Смотрит — у него в изголовье лепешка, испеченная на углях, и кувшин с водою» (3 Царст.19.6). После чего он снова засыпает, и опять ангел подходит к нему и говорит: «Встань, поешь — неблизкий путь тебе предстоит» (3 Царст.19.7). Пророк, который уже заявлял о своей собственной смерти, должен иным образом начать, заново стать на длинный путь, указанный Господом. Очень длинный и трудный путь!
Таким образом, благодаря пище, полученной от Бога, Илия идет «сорок дней и сорок ночей, пока не пришел к Божьей горе, к Хориву» (3 Царст.19.8), т. е. к горе Синай. Он проходит путь Исхода, обновляя и повторяя сорок лет Израиля в пустыне персонально. И, главным образом, сорок дней поста, которым Моисей приготовлял себя для встречи с Богом на горе Хорив-Синай. Илия всегда ассимилируется с Моисеем. Для одних он — второй Моисей, для других — анти (иной) Моисей. Но прежде всего он — Моисей безмолвия.

II

Илия достигает горы Хорив-Синай, возвращается туда, где Бог открылся Моисею, называя, или точнее не называя Своего Святого Имени, возвращается к истокам Завета. «Там Илия заночевал в пещере» (3 Царст.19.9), согласно толкованию раввинов, это была та самая пещера, в которой стоял Моисея, когда Бог прошел мимо него, закрыв ему глаза Своей рукой (Исх.33.21−23). Следовательно, все снова приготовлено, дабы возобновить встречу между Богом и пророком… И вот слово Господне приходит к Илие: «Зачем ты здесь, Илия?» (3 Царст.19.9). И этот вопрос который в глубине Бог обращает к каждому человеческому существу, призывая его сознательно дать ответ, обрисовать свою ситуацию перед Ним. Призывает с самого Райского сада, Эдема, вопрошая: «Где ты, Адам?» (Быт.3.9). И только жестокосердие человека заставляет его переворачивать вопрос в обратный: «Где ты, Боже?»… Илия без колебаний исповедует Богу состояние своей души: «Я в ярости от оскорблений, нанесенных Господу, Богу Воинств! Забыли израильтяне про договор с Тобой… Один я остался, но и меня они хотят убить» (3 Царст.19.10). Таким образом, он проявляет свое смятение, допуская, что его жгучая страсть о Господе, была, так сказать, не туда направлена. Его служение, включая убийство жрецов Ваала, кажется ему уже полным провалом, исходя из того, что идолопоклонство так и продолжается, а его собственная жизнь оказалась в опасности.
В этот момент, с большой любовью, Бог дает Илие урок, который останется для пророка незабываемым. И этот урок преподносит через встречу, о которой текст рассказавает в четырех моментах. Или лучше сказать — в трех и еще одном! Последнем! Решающем! Рассказывается согласно типичной литературной схеме Ветхого Завета. Илие дается приказ покинуть пещеру, чтобы стать перед лицом Бога: «мимо идет Господь» (3 Царст.19.11). Невыразимое прохождение Господа рассказывается посредством аппелирования к трем природным явления: ветер, землетрясение, огонь. Это аналогичные явления сопровождали откровение «Десяти Заповедей», данные Моисею (Исх.19.16−18), а так же дар Святого Духа в день Пятидесятницы (Деян.2.2−6). Заново воспроизводятся элементы Богоявления на Синае, но на этот раз Господь не в них! Что это означает?

Эта встреча между Илией и Богом предоставляет указания — как действовать в этой деликатной работе духовного видения, духовной проницательности. Прежде всего, первые три явление относятся к различным рискам иллюзии и лжевдохновениям. Главным образом это происходит в момент духовного кризиса, который в данный момент Илия и преодолевает. Очень легко принять в этом состоянии иллюзию за реальность.

Мощный ветер соответствует внутреннему опыту силы духа, характеризует персоны, которые видятся твердые — как горы, способные выстоять в любой ситуации, благодаря их твердости и воле. Это опыт особых персон, тех, кто порой кажутся абсолютно правильными в своих действиях… Однако, когда испытывают кризис, то понимают, что Бог не присутствует в их силе и стойкости. Другими словами: когда «раздавлены» жизненными событиями, то только тогда возможно полностью понять слова апостола Павла: «Нам казалось, что смертный приговор уже вынесен, и на себя мы больше не полагались, а на одного только Бога, который даже мертвых воскрешает… когда я слаб, лишь тогда я силен!» (2 Кор.1.9;12.10).

Землетрясение — чувствительность к Божественным вещам. Эмоции, разбуженные в нас богослужением. Волнение, сопровождающее размышления над текстами Священного Писания. Наша готовность практиковать духовные упражнения, укреплять духовное восприятие… Речь идет о дарах, которые нельзя удалить из нашей жизни, но где требуется значительная бдительность, дабы не совершить ошибку, опираясь в нашей духовной деятельности только на них. Так как существует опасность риска неверного понимания, когда те чувства, эмоции, которое нас тревожат или наоборот успокаивают, становятся первопределяющими в нашем духовном развитии.

Огонь представляет страсть, рвение, ревность о Боге. Типичное поведение людей, которым порой дают прозвище как «воинствующие». Которые, подобно Иакову и Иоанну, готовы свести огонь с неба на тех, кто не принимает Иисуса (Лк.9.54). Огонь, ранее подвигнувший Илию совершить жестокое убийство жрецов Ваала, и позже заново воодушевит пророка в завершении его служения, где и явится как огненная колесница (4 Царст.1.10−12). Трудно распознать, когда человек становиться жертвой этой ослепляющей страсти, которая часто принимает черты гнева.

Сила воли, чувственность, рвение сами по себе могут быть хорошим опытом, и нет нужды придавать им порой демонические черты. Но мы должны быть очень осторожны в момент, когда они нас охватывают. Так как Бог не в них. И текст нас направляет к четвертому явлению, вокруг которого и централизуется все повествование. После огня — тонкий глас безмолвия (3 Царст.19.12). Выражение по своему смыслу очень противоречивое. Говорится о некоем гласе или о безмолвии? Глас безмолвие — своего рода coincidentia oppositorium, в котором заложен огромный смысл: чтобы услышать глас Божий, необходимо безмолвие, спокойствие, тишина, необходимо заставить умолкнуть внутренний гомон! Не легко приобрести это качество безмолвия и способность услышать, которые позволяют воспринять неуловимый и безмолвный глас Божий, который всегда говорит в тайне и покое. Возможно, поэтому текст и оставляет, весьма деликатно, читателя в некотором «подвешенном» состоянии, не утверждая явно, что Бог пребывал в этом гласе безмолвия — так как результат способности услышать никогда не гарантирован…

«Услышав это, Илия и закрыл лицо одеянием своим» — инстинктивный жест, который свидетельствует о сознании пророка, что он снова находиться в присутствии Господа. «И вот голос сказал ему: «Зачем ты здесь, Илия?» (3 Царст.19.13). Вопрос, который был задан пророку несколько ранее, и Илия отвечает так же: «Я в ярости от оскорблений, нанесенных Господу, Богу Воинств! Забыли израильтяне про договор с Тобой, Твои жертвенники разрушены, перебили Твоих пророков. Один я остался, но и меня они хотят убить» (3 Царст.19.14). На этот раз, однако, Господь исправляет Илию, открывая ему, что тот не один остался, как он с гордостью заявляет. Бог сохранил в Израиле семь тысяч человек, которые не впали в идолопоклонство. Но есть еще более важный момент: Илия должен помазать на пророческое служение Елисея, который продолжит его делание (3 Царст.19.15−18). И таким образом Илия, приобретя новый опыт Богопознания, может снова продолжить свой путь. Опыт, который показал пророку, что мощный глас Божий, слышанный им на Кармиле, как в свое время Моисеем на Синае, невозможно постигнуть без того, что и слышать и иной глас Божий, глас безмолвия.

Решающая встреча Илии с Господом учит нас о необходимости день за днем развивать внутренний слух наших сердец, чтобы «каменное сердце» смогло стать сердцем способным воспринимать, и которое может даровать только Господь Бог. Не Он ли Тот, голос Которого услышал Адам в саду во время вечерней прохлады? не так ли и Моисей заново интерпретирует откровение на Синае, говоря: «Господь говорил с вами из огня, и вы слышали слова, но никакого образа не видели» (Втор.4.12). В тот момент, когда Бог открывает людям свое невыразимое Имя, Он же им и напоминает, что они никогда не смогут владеть Им, никогда не смогут окончательно познать Его во всей полноте. Об этом очень хорошо писал святитель Григорий Двоеслов:
«…так как, по причине ограниченности нашей человеческой природы, мы не можем совершенным языком описать Его, мы, словно скованные младенческим бессилием, говорим о Нем невнятно. То, что мы, возвышенные в великом созерцании, действительно, достигаем нечто от познания [красоты] вечности, видно из слов Священной истории, когда славный пророк Илия извещается о познании Бога. Когда Бог обещает, что пройдет перед ним, говоря: „Вот Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом“; Он тотчас же добавляет: „Но не в ветре Господь, после же ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь, после землетрясения огонь, но не в огне Господь, после огня веяние тихого ветра“ (3 Царств. 19:11−12). Ветер пред Господом раздирал горы и сокрушал скалы, потому что нас охватывает страх перед Его пришествием и низвергает величие нашего сердца, и размягчает черствость. Но сказано, что Бог не в ветре, не в землетрясении, и не в огне, но — в дуновении тихого веяния, потому что, конечно, когда ум устремляется к величию созерцания, то, чтобы он ни был в состоянии постигать — все еще не Бог. Но когда он, действительно, видит нечто тонкое, это значит, что он слышит о непостижимой сущности вечности. Ибо мы, словно ощущаем веяние тихого ветра, когда тонко вкушаем во внезапно нахлынувшем созерцании вкус беспредельной истины. Следовательно, только тогда то, что мы знаем о Боге истинно, когда мы понимаем, что не можем знать о Нем ничего полностью и совершенно.»
Бог так и остается бездной безмолвия, безмолвием тонким и сдержанным, в котором обитает то Слово, которое является источником Жизни и повседневной поддержкой в пути к Царству, где мы встретимся с Ним лицом к лицу. Да, Бог подлинно безмолвие и слово. Не глухое и немое безмолвие, но безмолвие, которое вызывает иной респект к слову, язык, который в определенных условиях становиться откровением более живым и красноречивым любой речи.